Джада подсчитала, что хоть для неё и прошло пять с половиной лет, её начали искать лишь спустя две недели после её возвращения. Эти две недели она хладнокровно прочесывала страну, собирала свою армию из ши-видящих, которые по тем или иным причинам направлялись в Дублин, вдохновляя их своей силой и целеустремлённостью, претворяла в жизнь планы, которые составила, блуждая по аду и пыталась понять, как вновь обрести утраченное, вернувшись домой. Для неё те годы показались столетиями. А для тех, кого она считала друзьями, прошла всего неделя.
Она закрыла глаза в поисках центра равновесия. Того места, где не существует боли, где есть лишь цель. И укрепившись там, она открыла глаза, легонько поцеловала Лора в щёку и поблагодарила за танец.
Потом обернулась, чтобы отыскать Риодана, на встречу с которым намеренно опаздывала.
Но его уже не было.
— Я думала, у нас должна быть встреча, — сказала Джада, войдя в офис Риодана.
— Она и есть, — ответил он, не сводя глаз с монитора над её головой.
— Не назвала бы это встречей, ведь нас тут только двое.
— А как бы ты назвала нас?
Он сказал «нас». С вопросительной интонацией. Словно есть какие-то «мы». Когда-то она думала о них как о Бэтмене с Робином, двух супергероях, спасающих мир.
— Неужто это был настоящий вопрос с соответствующей интонацией? — передразнила она.
— Дэни было необходимо с кем-то сражаться. И я был разумным выбором. Даже такая малость как неверная интонация способна была удерживать её внимание.
— Что ты пытаешься этим сказать? Что дело вовсе не в том, что ты сам по себе вредный, а исключительно в том, что тебе нужно было меня чем-то занять?
— Что незачем выискивать драконов, когда рядом с тобой есть один, который всё время дёргает тебя за цепь. А тогда ты была скованна множеством цепей, за которые можно было подёргать.
Она пристально наблюдала за ним, а он так и не посмотрел на неё. Так оно и было: он заставлял её метаться с места на место, провоцируя на каждом шагу. И делал это с таким успехом, что даже когда его не было рядом, она не переставала думать о том, как он её раздражает, и о том, как бы ей его обыграть.
Или о том, как бы его впечатлить.
Заставить его смотреть на неё с уважением, восхищением.
Боже, как же она боготворила этого мужчину! Чего только не фантазировала.
И вот он посмотрел на неё. Проницательно. Пристально. С опозданием она вспомнила, что он читает умы. Оставалось лишь надеяться, что на этот раз читал он бегло, а последние её мысли не были выделены курсивом, и он не обратил на них внимания.
Но на всякий случай она решила сбить его с толку.
— Я ненавидела тебя, — дерзко заявила она.
— Ты была эксплозией необузданных эмоций.
— А ты был вакуумом, их лишенным, — не всегда правда. Только когда она была рядом.
— А теперь ты имплозия подавленных страстей. Найди золотую середину.
«Ты мне не указ,» — чуть не сорвалось у неё с языка, но она прикусила его до крови. Как же её бесило, что меньше чем за месяц в этом мире она настолько деградировала, что скользила по наклонной прямиком туда, откуда начинала — к себе прежней.
— Никогда не говори мне, какой по-твоему я должна быть, — ответила она. — Ты понятия не имеешь, какой я стала. Не знаешь, через что мне пришлось пройти и на что пришлось пойти.
Он склонил голову в ожидании.
— О, нет. Не бывать этому. Я никогда не расскажу тебе, — произнесла она.
— Никогда — долгий промежуток времени. И когда он подойдёт к концу, я всё ещё буду здесь.
Он поднялся, открыл ящик стола, вытащил оттуда что-то и протянул ей.
Она изогнула бровь.
— Телефон?
— Я не могу отслеживать тебя в других мирах. Если ты позволишь мне снова сделать тебе тату и всегда будешь иметь при себе этот телефон, то не найдётся такого места, где бы я не смог тебя найти. Ты больше никогда и нигде не потеряешься.
Именно потерянной она себя и чувствовала. Ужасно потерянной. Она исчезла с лица земли. Другие миры были такими странными, большинство из них — враждебными, и с таким скудным количеством пищи, что зачастую ей приходилось проползать сквозь очередное Зеркало, в надежде найти за ним лучший мир. Она была так голодна, и её так лихорадило, что не приходилось и надеяться на то, чтобы вступить в воздушный поток. Шазам для разнообразия прерывал тогда череду пророчеств о неизбежном роковом конце и, стоя у неё над душой, причитая и рыдая, поторапливал её.
— Хочешь сказать, если бы я не срезала тату, и если бы этот телефон был у меня с собой… — не закончила она. — Даже в Зале?
— Я бы пришёл за тобой, как только бы ты позвонила.
— Куда угодно?
— Да.
— Без каких-либо оговорок? — ей пришлось постараться, чтобы скрыть недоверие. Неужели он был настолько могущественным?
Он кивнул.
— Тогда какого чёрта, ты не дал мне его раньше?
— А ты бы носила его с собой?
Честность по отношению к самой себе стала частью её натуры, её фундаментальной частью. Когда ей было четырнадцать, она носила с собой телефон исключительно ради музыки и игр. Она бы закипела от одной лишь мысли о том, чтобы носить с собой телефон ради Риодана, решив, что это очередной его способ следить за ней и контролировать её; очередная цепь, на которую её хотят посадить взрослые, которые её не понимают. Она бы попросту рассмеялась, зашвырнув телефон в мусор. А затем бы ещё пнула мусорный бак для пущего эффекта и рассмеялась бы ещё сильней.